25 июля 1974 года на киностудии «Мосфильм» состоялся первый показ фильма «Зеркало» главе Госкино СССР Филиппу Ермашу. Представители студии — режиссер Марлен Хуциев, главный редактор Леонид Нехорошев и ее руководитель Николай Сизов — считали, что режиссер выполнил все требования и внес в ленту необходимые правки, однако Ермаш считал иначе. «Ну, снова начинается свистопляска со сдачей картины, — записал Тарковский в дневнике спустя несколько дней, 29 июля 1974 года. — В четверг Ермаш картины не принял: все ему непонятно (“Сделайте понятно”), какие-то куски ему не нравятся (“Выбросьте! Зачем они?”) и т.д. Скандал был нелепый и странный. Словно Ермаш или играл какую-то плохо отрепетированную роль, или демонстрировал “принципиальность” и “суровость”. В любом случае он выглядел диковато — как самодур и весьма недалекий человек. Мелковат он, конечно, для роли председателя Госкино. <…> Правда, что будет с “Зеркалом”? Короче говоря, все усложняется»1. Ниже — стенограмма этого обсуждения, после которого Тарковскому пришлось вносить в фильм новые правки.
Ермаш Ф.Т.: Что думает объединение?
Хуциев М.М.: Объединение думает, что картина проходила очень сложный и трудный путь, что она в своем ключе, в котором она создавалась, была этому ключу верна. Были места неверные, и в работе режиссера и объединения это выправлялось. Где-то Тарковский сопротивлялся из-за упрямства, где-то из-за того, что присмотрелся, но относился он к своей работе крайне добросовестно — в этой эстетике картина доведена до конца, кроме одного эпизода — эпизода хроники, который до конца не реализован, но уже стал на рельсы.
Последние претензии к кинокартине свелись к трем пунктам:
1) эпизод с военруком;
2) ассоциации — хроника;
3) эпизод с висящей женщиной.
1. Эпизод с военруком не имел финала, так как дети продолжали шалить, что становилось уже хамством. Этот эпизод уже, по нашему мнению, доведен до конца: виновник смущенно покидает полигон.
2. В хронике — то, что было задумано — что идущие солдаты прошли тяжелый путь, — не все было сделано, не хватало ощущения победы. Сейчас это есть, хотя эпизод не до конца расчищен.
3. Самым спорным был эпизод с женщиной. Возникли ощущения, что это евангелический образ. Объединение и режиссер искали путь, как снять эту претензию. Чисто вкусово к этому куску у нас были свои претензии, но смыслово многие считали, что он имеет право на существование.
Я считал раньше и говорил об этом Андрею, что в картине многое было непонятно, но, видя картину от этапа к этапу, считаю (и объединение тоже), что в том замысле в пунктах критики режиссер требования выполнил.
Ермаш Ф.Т.:А что скажет главный редактор?
Нехорошев Л.Н.: Действительно, вопрос тут сложный. Я считаю, что вся проведенная работа пошла картине на пользу. Она стала яснее, стройнее, понятнее, ушли ненужные виньетки. Но, конечно, она не является той картиной, которая легко воспринимается в своей идее и существе. И, боюсь, этого уже нельзя изменить.
Мы встречаемся здесь с исключительным явлением. Где-то это проба новых путей изображения. Мне в этой картине понятно все, очевидно, потому, что посмотрел раз десять, но при первом просмотре она может быть непонятна. Эта картина, очевидно, рассчитана не на многих зрителей. Сравните с какой-либо симфонией Баха. Она строится не по законам драматургии или прозы, а кинематографических образов, метафор, ассоциаций.
Я чувствую здесь три слоя: воспоминания, современность, сон. Очень сложный, может быть, даже чересчур, усложненный ход. Может быть, какие-то вещи в переходах закадровым голосом можно и сделать, это поможет разобраться в смысле картины. Если это возможно, надо бы сделать.
О спорных моментах. Что касается эпизода с военруком, то он стал значительно яснее. Есть акцентированная вина мальчика и т.д. И то, что на мальчике идет хроника с нашими солдатами, кто такой военрук, по смысловому внутреннему ходу верно.
Хроника еще до конца не смонтирована, но ясно, что идет сравнение двух образов: благородных рыцарей и разбойников. Но, очевидно, это еще не точно смонтировано. Мельком проходящие кадры победы не введены еще в образный ход, носят характер информативный, отписочный.
Что касается финала, то мне здесь тоже не все понятно.
Что касается висящей женщины, то человека, еще не привыкшего к ней, она может шокировать, но сейчас текст разъясняет ее, исключает разночтения, вводит ее в русло любви и т.п.
Что можно было бы сделать еще в картине:
1) подсократить;
2) прояснить переходы от действительности к снам.
Сизов Н.Т.: Андрей Арсеньевич все-таки при всем своем железном упорном характере провел очень большую работу над картиной. Думаю, что многие спорные вопросы, которые у нас возникали, он сделал.
Что касается военрука, то Андрей Арсеньевич сделал все, что можно было, пользуясь существующим изобразительным рядом. Другого сделать уже нельзя. Хотя, может быть, можно было еще посмотреть, подсократить моменты с военруком, негативные. Филипп Тимофеевич, Вы должны нас поддержать и принять картину с монтажными поправками.
Что касается хроники, то мне только кажется, что после того как очень коротко, пунктирно, дан эпизод победы, давать снова идущих по грязи — это смещение. Надо давать победу, где-то в середине. Мне кажется, что хронологически это точнее надо выстроить. И я бы все-таки хотел, чтобы тема нашей победы была расширена. Очевидно, не хватило хроники…
И я сейчас считаю, что эпизод с женщиной не то, чтобы лишний, но я бы его, с точки зрения зрительской, не давал. Хотя текст снимает возможность религиозной трактовки. Мне кажется, что, если бы этого эпизода не было, картина бы стала яснее.
Что касается того, кто и как поймет картину, то мне кажется, что будут самые разнообразные мнения. Во всяком случае, работа проведена очень большая.
Я считаю, Филипп Тимофеевич, что картина может быть принята, а все монтажные поправки, Ваши замечания, можно будет сделать на этапе изготовления исходных материалов.
Ермаш Ф.Т.: К сожалению, я должен сказать, что Андрей Арсеньевич не выполнил своих обещаний, которые он давал, начиная делать эту картину. Это другое произведение.
Я принять картину не могу в этом виде. Я прошу студию представить соображения, решить, что надо сделать при изготовлении исходных материалов. Мы рассмотрим и дадим монтажные поправки.
Переснимать, очевидно, не надо. Обсуждать тоже не надо. Очень много уже было обсуждений. Произведение в таком виде вызовет только неприязнь.
Работа над фильмом должна быть проведена только с точки зрения логического прояснения смысла вещи. Это вполне возможно.
1. Вот я не понимаю, если говорить по существу, начала, которое идет перед титрами. Зачем это нужно (логопед)?
2. Испания. Очень сделано тоскливо. Но надо подумать. Хорошие эпизоды хроники, но стратостат ни к чему, должна быть ясность мысли.
3. Письмо Пушкина требует уточнения. Не все надо читать.
4. Военрук. Я не согласен, что тут все есть. Все-таки неуважительное отношение ребят к нему остается. Он не вызывает никаких симпатий. Долдон, ограниченный. Зачем надо изображать такое издевательское отношение ребят к нему? Это надо прояснить и сократить.
5. Хроника. Я не вижу здесь логики. Почему она начинается с победы? Вы ее выстройте так, чтобы было понятно, что за война. В заявке вы писали по-другому. Здесь все смешалось воедино. В общем, это не то, что нам нужно. Этот хроникальный эпизод требует логического построения. Меня не смущает, что они идут в грязи. Это трудное время, мужественные люди. Алогизм построения картины чрезмерен (сначала победа, потом продажа сережек). Эстетически дважды капает молоко — деталь, непонятно, зачем она нужна.
6. Что касается висящей в воздухе женщины, то я не вижу в ней необходимости. Хотя слова ее объясняют, но это символика… бесперспективность… Жизнь, прожитая трудно и напрасно… Какая-то логика и смысл жизни матери и сына должны быть. Надо хотя бы текстом исправить, сказать, что они жизнь не даром прожили.
7. Типография. Не надо делать таких больших намеков. Ой, какое собрание сочинений! Дело не в том, какое издание, а в честности героини, ее совести. Сейчас зритель ассоциативно думает, что наступает период культа личности и что сейчас ее посадят. Я вижу, Николай Трофимович, что при желании это можно сделать при изготовлении исходных материалов, путем чисто монтажных поправок.
Андрей Арсеньевич должен написать свои соображения, что он сделает по картине и привезти в Комитет.
Речь все время идет об одном и том же. Это необходимо сделать. Я не думаю, что это коверкает ткань произведения до такой степени, что нарушает логику художника, но ее же нет. И надо хотя бы элементарное понимание.
По существу, отснятый материал приведен в какую-то форму, но наши просьбы остались благими пожеланиями.
(Разговор о смысле военной хроники.)
Я не возражаю против этой хроники, она придаст фильму более глубокий смысл, общественное звучание. Так как картина сугубо индивидуальна по своей манере, логике.
Я не говорю, что будут путать, где жена, где мать, где Алексей, где Игнат, — такая уж зашифрованность! Такая зашифрованность в картине, прямо скажем, — излишняя.
В отличие от прошлых Ваших картин — эта сплошной ребус. В других картинах все было ясно, не трогая вопрос концепционный и пр.
Это вполне возможно, это не нарушает ткань и художественный прием, имеющийся в картине. Мы же имеем право потребовать прояснить замысел фильма, ведь что-то же было в сценарии.
Сизов Н.Т.: (Говорит о сроках сдачи.)
Надо, чтобы Андрей Арсеньевич вместе с Творческим объединением сформулировал свои соображения завтра, пока банк не закрыл счет.
(Ермаш Ф.Т. предлагает встретиться завтра же после работы.)
Сизов Н.Т.: Эти предложения должны быть сформулированы самим режиссером.
Ермаш Ф.Т.: Режиссер — человек серьезный, серьезно относится к этим вещам и потому поймет, что это ему на пользу.
Кремнев Б.Г.: Что требуется купировать в письме Пушкина?
Ермаш Ф.Т.: В отношении верности и служения царю (предан царю, христиане и др.).
Хуциев М.М.: Категорично ли стоит вопрос об изъятии женщины?
Ермаш Ф.Т.: У вас у самих же нет уверенности!
Хуциев М.М.: Может быть, раньше начать текст?
(Спор: летит или висит [героиня Маргариты Тереховой]?)
Сизов Н.Т.: Эти восемь пунктов, перечисленных выше, надо все обдумать и внести поправки.
Ермаш Ф.Т.: Я не говорил об этом, но в картине очень много мест, где непонятно, не сразу понятно, что это сон (валится штукатурка), ребусов очень много, но какие-то вещи, проясняющие социальный (общественный) смысл фильма, обязательны.
В финале рано кончается музыка, провал. Не надо делать этот пустой кусок без музыки, надо ее продлить.
И там, где поют Баха (в сцене отца с детьми), это сделано неудачно. Исходя из того, что вся музыка в фильме исходит из религиозной музыки Баха, то это придает картине в целом мистический характер, не по-советски звучит…
Тарковский А.А.: Я к этому отношусь, как к лучшей музыке, которая когда-либо была написана. Я против музыки, специально написанной для кино. Существует прекрасное классическое наследие.
Ермаш Ф.Т.: В «Солярисе» такая музыка была более логична.
Тарковский А.А.: Конкретный вопрос в связи с поправками относительно расширения социального аспекта картины. Я решил расширить военную хронику — не во времени, это утяжелило бы картину, а таким образом, чтобы личность этого солдата соединила те и другие, прошлые и наши времена. Нести лишения во имя победы, во имя смысла существования нашей армии. Они идут и идут, перешагнули через атомную бомбу, Вьетнам и сдерживают возможность новых кризисов. Это целая эпопея прохода, начиная от войны до наших дней. Что значит этот солдат для нас? Это важный нравственный вопрос, отношение к нему сегодня.
Ермаш Ф.Т.: Я за хронологию, но категорически возражаю против того, чтобы вставлять сюда Вьетнам, Ближний Восток, Китай. Это должно быть в другом месте. Не надо втискивать все в кусок, где война.
Хуциев М.М.: Меня смущает здесь то, что сейчас конкретно не получился у Андрея его замысел, хроника пока не смонтировалась. Как только разделятся эпизоды, то все усилия пропадут напрасно, эстафеты солдат не будет. Сейчас это смонтировано неверно. Раньше не было кадров победы, не было ощущения, что впереди победа, а потом уже пошло все другое.
Ермаш Ф.Т.: Вместе (война и после) этого делать нельзя. Надо разбить2.
