Аркадий Стругацкий вспоминал, как 3 января 1980 года он вместе с Андреем Тарковским выступал перед представителями советского проката, которые должны были решить, каким количеством копий «Сталкер» имеет смысл выпустить на экраны кинотеатров СССР.
«Я пришел к обсуждению, — рассказывал писатель. — Фильм уже посмотрели. Выступил Андрей, объяснил фильм, ответил на вопросы. Вопросы показались мне странными. Вдруг в зале прозвучал сочный бас: “Да кто эту белиберду смотреть будет?” Раздался одобрительный смех. Андрей побледнел, пальцы его сжались в кулаки. Стараясь не смотреть на него, я попросил слова. Но они уже уходили, эти гении кинопроката. В пивную? В писсуар? В никуда? Я говорил и видел, что они медленно поворачиваются затылками и медленно, громко переговариваясь и пересмеиваясь, удаляются проходами между кресел. Разумеется, затылки были разные, но мне они казались одинаково жирными и необъятными, и на каждом светилось знаменитое сытое “Не нада!”. Такого я еще никогда не переживал»1.
Нечто похожее произошло полугодом ранее, в июне 1979-го, на киностудии «Мосфильм» на другой встрече с советскими прокатчиками, на которой присутствовал ассистент режиссера на «Сталкере» Евгений Цымбал: «Прокатчики — вальяжные, уверенные в себе мужчины — явно чувствовали себя хозяевами кинематографической жизни. Они, не стесняясь, громко разговаривали между собой, обменивались анекдотами, раскатисто хохотали. Тарковский задержался, и они шутили, что режиссер не хочет смотреть свой фильм. Но когда он пришел, посерьезнели и умолкли. <…> Во время просмотра прокатчики молчали, во второй половине фильма стали вздыхать и кряхтеть. Один из них на пороге «Комнаты исполнения желаний» даже засопел, задремав. Его толкнули в бок, он проснулся. Тарковского они явно раздражали. Когда фильм закончился и зажегся свет, воцарилась пауза. Молчал Тарковский, молчали прокатчики. Потом один из них сказал: “Тяжело смотрится. Особенно начало. Фактически, действие начинается где-то в четвертой части. Фильм длинноват. Нельзя ли сделать его короче? Минут на двадцать-тридцать”»2.
По словам Цымбала, Тарковский во время работы над «Сталкером» реализовывал новую идею и намеренно снимал очень длинные планы, длящиеся по несколько минут. Режиссера тогда крайне увлекала мысль о том, что «фильм должен развиваться в режиме реального времени, а монтажные стыки должны играть одну-единственную роль — “продолжения действия с иной точки съемки”»3. По словам эстонского режиссера и оператора Арво Ихо, Тарковский говорил, что «ему хотелось бы в идеальном случае включить камеру и не выключать до конца фильма», что ему «“хотелось бы залудить кадр на все триста метров или больше…”. То есть включить кинокамеру и подряд снимать, пока хватит пленки. Это он сделал в первой части “Жертвоприношения”. Но в “Сталкере” он еще много играл со временем»4.
Впрочем, в случае со «Сталкером» были и другие причины, по которым этот фильм стал длиннее. Когда в 1977 году после истории с «бракованной пленкой» судьба постановки находилась под угрозой, у Тарковского и его приятеля, главного редактора «Мосфильма» Леонида Нехорошева родилась гениальная идея — превратить односерийного «Сталкера» в двухсерийный фильм, получив дополнительные деньги на продолжение работы под вторую серию. «Был у нас односерийный фильм, — объяснял Тарковский шокированному Аркадию Стругацкому, когда режиссер потребовал от него очередной новой версии сценария. — Истратили мы две трети пленки и две трети денег. Студия отказывается восполнить наши потери, а на оставшееся фильма не сделаешь. У нас “Сталкер” был односерийным фильмом — так давай сделаем двухсерийный!»5
Это решение сыграло впоследствии злую шутку с Тарковским, создав неожиданное препятствие во время завершения фильма: «Когда фильм запустили в производство в двухсерийном варианте, чтобы получить больше денег, его длину определили в 4 400 метров, — объясняет Евгений Цымбал. — И когда речь зашла речь о сдаче фильма на 600 метров (на 20 минут) короче, Госкино потребовало, чтобы картина была именно такой длины, на которую отпускались деньги. Речь шла о чисто бухгалтерской перестраховке. Тарковский, конечно, был недоволен, но фильм ему пришлось удлинять. Он ругался и ворчал, но, сделав вариант требуемой длины, решил, что фильм таким и будет»6.
Не удивительно, что режиссер, который потратил немало сил и времени на увеличение общего хронометража фильма, так раздраженно ответил на вопрос прокатчика, нельзя ли сделать фильм короче: «Вы там разберитесь с Ермашом, чего вы хотите, — заявил тогда Тарковский. — То вам слишком, коротко, то слишком длинно. Я вам не мальчик бегать туда-сюда. Начало фильма должно быть более скучным и неинтересным, чем сам фильм, чтобы люди, случайно пришедшие не на свое кино, имели возможность уйти из зала до того, как начнутся основные события фильма»7.
«Воцарилась тишина, — вспоминает Цымбал. — Ошеломленный таким заявлением прокатчик не сразу ответил: “Я… собственно… сказал… с точки зрения зрителя…” — “Меня интересует мнение только трех зрителей, — отрезал Тарковский. — Фамилия первого — Брессон, второго — Бергман, третьего — Бунюэль”. После этого он вышел из зала. Прокатчики посмотрели друг на друга, один из них пожал плечами, и они стали вставать. Когда мы вышли из зала, Тарковского в коридоре уже не было. Прокатчики молча пошли прочь»8.
Для сравнения: хронометраж одного из лидеров советского проката 1980 года, фильма «Москва слезам не верит» Владимира Меньшова, составлял 150 минут, но смотрелся он куда легче. Причиной тому были игры Тарковского со временем на экране и увеличенная длина кадров: если в среднем 90-минутном фильме того времени насчитывалось примерно 550–600 кадров, то в «Сталкере», по словам Цымбала, насчитывалось всего 146.
Премьера «Сталкера» состоялась 19 мая 1980 года в московском кинотеатре «Мир» на Цветном бульваре. «Народищу — тьма, длиннейший хвост за билетами на завтра и послезавтра, — писал Аркадий Стругацкий своему брату Борису. — То же сообщают из к/т “Прогресс” и “Янтарь”, а больше нигде не идет. Еще: Лариса Тарковская сообщила, что звонил из Италии Андрей, говорил, что “Сталкер” продан во Францию за полмиллиона, показывают его вне конкурса в Каннах, где имеет колоссальный успех и огромную прессу»9.
По словам Стругацкого, на всю страну было выпущено 196 копий, из которых лишь три — на Москву, но даже на показы эти трех копий в периферийных кинотеатрах было попасть нелегко. Ажиотаж не стих даже спустя три недели: «Очереди, толпы, слухи, что вот-вот снимут [с проката], — отвечал Борис Натанович своему брату 7 июня 1980 года — И огромное количество разочарованных. Ходят слухи: Стругацкие излупцевали Тарковского за издевательство над своим творчеством. Впрочем, потрясенных и обалделых тоже много. Такие смотрят по два, по три раза, и с каждым разом фильм нравится им все больше»10.
Если понимать под культовым фильмом ленту, которая становится объектом почитания у сплоченной (иногда узкой) группы поклонников, то «Сталкер» с полным правом может считаться культовым советским фильмом: «потрясенных» и «обалделых», которые посмотрели этот фильм Тарковского по два-три раза, судя по всему, с каждым месяцем проката становилось все больше и больше (некоторых он упоминает в «Мартирологе»). Смотря «Сталкер», его зрители заочно попадали в воображаемый клуб любителей сложного кино, которое ставит много вопросов и не дает простых ответов. «Вчера Араик вернулся из Москвы и привез много писем, — записал Тарковский в дневнике 8 ноября 1980 года. — Все очень трогательные по поводу “Сталкера”. Пишут и учителя, и инженеры, и школьники: благодарят и выражают восхищение фильмом. Многие понимают его действительно глубоко и тонко»11.
«Помнится, мы сошли с эстрады на лестничную площадку, — вспоминал Аркадий Стругацкий финал встречи с прокатчиками 3 января 1980 года. — Андрей скрипел зубами. У меня тряслись руки, и я с трудом поднес спичку к сигарете. Несколько мужчин и женщин остановились возле нас. Беспокойно оглядываясь, они бормотали вполголоса:
— Вы не думайте… Мы не такие… Мы понимаем…»12
