На рубеже 1970-х годов Тарковский пытался работать над теоретической книгой вместе с киноведом Леонидом Козловым. Спустя несколько лет после того, как этот проект «диалога» был окончательно отброшен, у режиссера появился новый соавтор — дочь главного редактора журнала «Искусство кино», киновед Ольга Суркова, одно время связанная с семьей Тарковских и семейными узами (ее первый муж был племянником Ларисы Тарковской).
В конце 1977-го или в начале 1978 года рукопись книги, которая теперь называлась «Сопоставления», была сдана в издательство. И вот 15 апреля Тарковский записал в дневнике: «Сдали с О. Сурковой рукопись в “Искусство”. Получил кучу замечаний, означающих неприятие книги.
Это, конечно, чудеса — но со знаком минус»1.
Рецензентом рукописи выступил кинокритик Даль Орлов, в это время — главный редактор Главной сценарно-редакционной коллегии Госкино СССР: «Мне довелось стать одним из первых читателей их весьма объемной рукописи. Она пришла ко мне в феврале 1978 года с сопроводительным письмом от заведующего отделом кино издательства “Искусство” Сергея Асенина: “Направляем вам на рецензирование рукопись А. Тарковского и О. Сурковой «Сопоставления»”…
Прочитал, понятно, с немалым интересом — Тарковский все-таки! После чего написал большое, на девяти страницах машинописного текста, заключение. Вывод мой был таким: “Сочинение А.Тарковского и О.Сурковой может стать интересной и полезной книгой. Над ней стоит еще поработать, и потом ее издать. В литературном смысле она в основном написана хорошо, местами — великолепно. Наиболее сильное впечатление она производит там, где речь идет о кинематографической профессии. Здесь множество тонких наблюдений и мыслей… Думается, что недостатки рукописи вполне устранимы. Хочется пожелать авторам успеха в их работе”.
Среди общих замечаний были, например, такие: точнее определиться в жанровом отношении, “пока это и интервью, и сборник статей, и монография”. Если “определиться”, исчезнут некоторые противоречия между тем, что содержалось в давних статьях, и тем, что заключено в сегодняшних рассуждениях. Одно замечание было чисто драматургического свойства: “Если «поток» рассуждений Тарковского в основном целеустремлен, по-своему логичен, то вторжения комментатора не всегда внутренне оправданы. Случается, что О. Суркова говорит об одном, Тарковский — о другом, не реагируя на прозвучавшую реплику, продолжает начатую им раньше мысль”.
Одно-другое замечания осторожно касались общей тональности, в которой основной автор вел разговор с будущим читателем. Вот это место из заключения:
“А.Тарковский сколь интересен, столь и категоричен в своих суждениях. В конце концов, может сложиться впечатление, что именно он — истина в последней инстанции, что другие точки зрения невозможны. А они не только возможны, но они и существуют. (На проблемы монтажа, например, работы с актером, участия в фильме музыки и др.) Поэтому оговорки типа «по-моему», «мне так кажется», «не все со мною согласятся, но я считаю» и т.п. не только не убавили бы книге убедительности, но задали бы ей более достойный и верный тон.
Все обличения зрителей, не понимающих или не принимающих искусство Тарковского, столь яростны и не сдержанны, что наводят на мысль о Юпитере, который сердится… Нужно ли в такой интонации вести разговор? Думается, что вести разговор в регистре достойного спокойствия и уважения к оппоненту, который, возможно, и заблуждается, более пристало художнику…
Производит странное впечатление полное небрежение героя книги идейным и профессиональным опытом советской, отечественной кинематографии. Предметом восторгов, признания и поклонения оказываются исключительно Бергман, Бунюэль, Антониони, Феллини, Орсон Уэллс, Рене Клер и т.д., что объяснимо и не вызывало бы вопросов, если бы… «Наши» упоминаются в редких случаях, а когда упоминаются, то им чаще всего крепко достается. Достается и ЭйзенштейнуКомментарий Д.А. Салынского, и Герасимову, и Шукшину, и Шепитько, и Михалкову-Кончаловскому. Благосклонно упоминается только Довженко, но лишь как автор «Земли». Да еще Иоселиани. Справедливо ли? Нет нужды говорить здесь о вкладе советской кинематографии в становлениеКомментарий Д.А. Салынского и развитие кино как искусстваКомментарий Д.А. Салынского. Авторы сами это прекрасно знают. Но получается странная картина — со знаком плюс выведен только один советский режиссер — Тарковский. Я умышленно заостряю вопрос и прошу меня простить за это, но, может быть, авторы обратят внимание на такой ракурс впечатления от рукописи”»2.
Хотя Тарковский счел позицию издательства «неприятием книги», в течение следующих лет работа над ней продолжалась, и спустя год, в мартовском номере журнала «Искусство кино» за 1979 год, появился фрагмент из нее. Как позже вспоминала Суркова, напечатана была, «как мне представляется, наиболее удачная часть рукописи, озаглавленная “Кинообраз”», напечатана «благодаря моему папочке»3.
Текст был озаглавлен «А. Тарковский. О кинообразе» и сопровождался сноской: «Из книги “Сопоставления”, которая в литературной записи и с комментариями О. Сурковой готовится для издательства “Искусство”»4.
После эпиграфа из «Волшебной горы» Томаса Манна, в это время одного из любимейших авторов Тарковского, следовала открывающая преамбула от самого режиссера:
«А. Тарковский. Коль скоро речь у нас пойдет о таком понятии, как образ, предупрежу сразу, что не хочу и не буду формулировать его в определенном тезисе. Это невозможно для меня, да в некоторых отношениях и нежелательно. Я лучше постараюсь осмыслить рамки той системы, которую для себя самого называю образной, той системы, в которой я чувствую себя наиболее органично и свободно…»5
После этого в тексте следует «Комментарий О. Сурковой» на три страницы: «Я думаю, что такое самоограничение не покажется читателю неоправданным. С таким понятием, как художественный образ, изначально связана масса кривотолков. <…> Следя за рассуждениями Тарковского о том, как он понимает кинематографическую образность, читателю, я думаю, надо обязательно представить себе границы, внутри которых движется понятие «художественный образ» именно у него, Тарковского. И прежде всего надо особо остеречься от подмены понятия “образ” понятием “символ”»6. Затем вновь надолго вступает Тарковский и дальше уже идет диалог художника и киноведа, где киновед задает вопросы, приводит новые примеры, и в общем направляет течение беседы или текста.
В середине апреля 1979 года Тарковский записал в дневнике: «[Председатель Госкино Филипп] Ермаш звонил в Комитет по печати и в “Искусство”, чтобы не очень прижимали “Сопоставления”. Может быть, это только для красного словца. Рассказать Ольге Сурковой»7.
Еще пару недель спустя: «Андрюша Смирнов и Серг[ей] Соловьев звонили в “Иск[усство] кино” и поздравляли со статьей из “Сопоставлений”. Ростоцкий и Бондарчук возмущаются. Надо скорее делать книгу и выпускать ее.
Сейчас напечатают»8.
Но в это время режиссер был занят «Сталкером» и подготовкой к советско-итальянскому проекту, поэтому «скорее делать книгу» не получалось. 4 февраля 1980 года Тарковскому пришло письмо из издательства «Искусство» с пометкой «срочно», на имя его и Ольги Сурковой:
«30 марта 1978 года вам была возвращена на доработку рукопись “Сопоставления” и послано редакционное заключение по рукописи. До сих пор мы не получили от вас ответа. Нас интересует, как вы представляете себе дальнейшую работу над рукописью и когда намереваетесь представить ее после доработки.
Просим Вас не замедлить с ответом, так как в настоящее время утверждаются планы издания 1981–1982 гг.
С уважением,
зам. гл. редактора
Э. М. Ефимов»9.
Вердикт Тарковского: «Они очень не хотят этой книги. Это ясно. Надо отредактировать рукопись и печатать в И[талии]»10. Издательству же он ответил на следующий день в фирменном пассивно-агрессивном (временами просто агрессивном) стиле: «Прежде всего хочу выразить недоумение по поводу того, что издательство, вернув нам (мне и О.Е. Сурковой) рукопись на доработку, в течение двух (!) лет не побеспокоилось узнать, согласен ли я с вышесказанными замечаниями, что я по этому поводу думаю и собираюсь ли продолжить дальнейшую работу над рукописью. Это наводит на мысль о том, что редакция, видимо, не слишком спешила получить второй вариант книги. О предвзятом отношении к нашей рукописи, несомненно, свидетельствует также выбор рецензентов — ни Д. Орлов, ни В. Муриан не могут считаться серьезными теоретиками кинематографа, которым, с моей точки зрения, следовало бы показать работу. Их отношение к моему творчеству было известно априори, а чрезвычайно низкий теоретический уровень их суждений не создает почвы для продуктивного профессионального разговора. <…>
Хочу также еще раз, хотя это подробно оговорено во вступлении к книге, прояснить “драматургическую” роль комментирующего, О.Е. Сурковой. Как это было задумано мною с самого начала, она призвана углубить, развить, оттенить еще какой-то нюанс развивающихся идей, — а вовсе не “поправлять” меня и наставлять на “путь истинный”»11.
Что касается печати в Италии — для советского гражданина «тамиздат» был делом еще опасным, и, по словам Ольги Сурковой, Тарковский несколько последующих лет колебался в этом решении, а все же обещанная «Искусству» в 1980 году книга продолжала откладываться. В 1982 году, поскольку и режиссер, и его соавтор оказались на Западе, было принято решение прекратить отношения с советским издательством: «Уезжая, Тарковский велел мне расторгнуть договор с издательством “Искусство” с тем, чтобы мы были свободны ото всякого рода обязательств, полагая, что на Западе, наконец, опубликуем “Книгу сопоставлений”. Не могу сказать, чтобы новый к тому моменту директор издательства Макаров, бывший до этого заведующим кафедрой информации в нашем институте, принял меня слишком любезно. Все было обставлено очень официально. Мне объяснили, как написать заявление о расторжении договора от своего имени в присутствии адвоката издательства и заместителя главного редактора Ефимова. <…> Я писала, что сотрудничество это с моим соавтором представляется мне слишком сложным, так как в данный момент он работает в Италии, а я уезжаю жить в Голландию. Макаров мрачно спросил меня, можно ли публиковать текст Тарковского в дальнейшем, изымая мои комментарии. Мне было даже смешно — как будто бы они действительно собирались что-то публиковать?! <…> я сделала тогда приписку к моему расторжению договора, что я возражаю против публикации текстов Тарковского, так как они сделаны методом литературной записи и не носят авторского оригинального характера»12.
Суркова обосновалась в Голландии и, по ее словам, еще не очень представляла себе будущее вне Советского Союза: «Но в любом случае я, конечно, планировала, наконец, опубликовать вместе с Тарковским “Книгу сопоставлений”. Для чего же по его заданию я разрывала договор в Москве? Тем более, что мы договорились с Андреем, что он вывезет экземпляр рукописи, поскольку он ехал в официальную командировку, и его шанс на обыск был минимальным. А я выезжала на постоянное место жительства, что означало тотальный досмотр каждой моей вещи. <…> Я предположила, что в отличие от меня, оставаясь советским гражданином, он, видимо, боится издавать книжку на Западе “без спроса”, то есть “нелегально”. <…> Я была уже голландской гражданкой, и терять мне было абсолютно нечего… Когда-то, когда Тарковский верил в ее публикацию в Союзе, я лично писала эту книжку только “в стол” и для истории кино, понимая, какое значительное место Тарковский займет в этой истории… Но теперь-то ситуация кардинально изменилась…»13
Столкнувшись с молчанием Тарковского, Суркова с помощью родственников вывезла из Союза второй экземпляр книги, чтобы издать ее самостоятельно. Ее муж зашил рукопись «в брюхо большого плюшевого мишки» и сопроводил письмом: «Он, как и [редактор издательства “Искусство” Владимир] Забродин в свое время, тоже настойчиво советовал мне издавать книжку самой, так как по международному авторскому праву книжка принадлежит тому, кто водил пером по бумаге. И не связываться больше с Тарковским…»14
Первый рецензент тогда не опубликованной книги Даль Орлов внимательно следил за ее судьбой и уже в начале XXI века прокомментировал мемуары Ольги Сурковой:
«“Спустя десять лет, — сообщает Суркова, — эта книга появилась на Западе под заглавием «Запечатленное время», переработанная и дописанная мною в соответствии с его (Тарковского — Д.О.) соображениями и пожеланиями”.
Ну а дальше случился форменный скандал: в немецком издании “Запечатленного времени”, той самой работе, как пишет Суркова, “с которой я нянькалась столько лет”, Тарковский “спокойно оставил только свое собственное авторское правоКомментарий Д.А. Салынского, полагая, что денег на суд с ним у меня все равно нет”.
Но суд тем не менее состоялсяКомментарий Д.А. Салынского, и Суркова его выиграла. Иначе и быть не могло, она, действительно, — соавтор. Даже я могу это подтвердить, как рецензент их первоначальной рукописи»15.
