1973. 28 января
Идея заявки «Мой Достоевский»

В. Перов. Портрет Ф.М. Достоевского (1872).

Первая запись в дневнике Тарковского от 30 апреля 1970 года начинается так: «Снова говорили с Сашей Мишариным о “Достоевском”. Это, конечно, следует прежде всего писать. Не думать о режиссуре. Вряд ли есть смысл экранизировать Достоевского. О самом Ф.М. нужно делать фильм. О его характере, о его Боге и дьяволе и о его творчестве. <…> “Достоевский” может стать смыслом всего, что мне хотелось бы сделать в кино»1.

Хотя Тарковский уже даже представляет себе Анатолия Солоницына, который «мог бы быть прекрасным Достоевским», начало работы над замыслом, который, по его убеждению, писать «следует прежде всего», тут же им самим откладывалось. Сначала нужно было сделать «Солярис» и «Белый день» («Зеркало»), а кроме того, прежде чем писать, «Сейчас нужно читать. Все, что написал Достоевский. Все, что писали о нем, и русскую философию — Соловьева, Леонтьева, Бердяева и т.д.»2.

В апреле 1971 года он придумывает проекту о Достоевском «неплохое» название — «Голгофа» и решает, что надо писать его одному3. В конце января 1973 года идея получает новое название — «Мой Достоевский», а мысли о ней — более оформленное воплощение.

«27 января 1973
<…> Если удастся сделать «Белый день», надо будет подать заявку на фильм, т. е. пока на сценарий — о Достоевском. Пора уже…
А может быть, плюнуть на все? <…>
28 января 1973
<…> На днях подам заявку на сценарий о Достоевском. “Мой Достоевский”…»

2 февраля снова: «Фильм о Достоевском»4.
Тарковский пишет, что фильм должен существовать скорее как «поэтическое исследование, а не как биография», что это должно быть «увлекательное путешествие в область замыслов его самых значительных произведений»5.

К мысли о том, что именно о Достоевском нужно делать фильм, а не экранизацию одного из его произведений, Тарковский пришел не сразу, хотя уже в юности книги Достоевского были среди его любимых, он прочел его «всего». Иван в «Ивановом детстве» для него был героем Достоевского. После окончания фильма режиссер писал: «Такой характер мне близок и интересен… В неразвивающемся, как бы статичном характере напряжение страсти обретает максимальную остроту и проявляется более наглядно и убедительно, чем в условиях постепенных изменений. В силу такого рода пристрастий я и люблю Ф.М. Достоевского. Меня больше интересуют характеры внешне статичные, а внутренне напряженные энергией овладевшей ими страсти»6.

“Идиот” А. Куросавы (1951).

После «Андрея Рублева», в конце 1966 года, М. Чугунова спросила Тарковского прямо:
«— Вы любите Достоевского и много писали об этом. Хотите ли вы его экранизировать?
— Да, я хотел бы снять “Преступление и наказание” и “Бесы”. А “Братьев Карамазовых” я бы не стал трогать. Воздействие этого романа слагается из массы деталей и запутанной громоздкой композиции.
— Как вы думаете, существуют ли удачные экранизации Достоевского?
— Нет.
— А Куросава?
— “Идиот” — замечательный фильм. Перенесение действия в современность и на свою, на свою национальную почву — любопытнейший вид экранизации. Это совершенно иной, и, кстати, очень интересный принцип. Вот бы “Электру” сделать на современном материале.
— Если вы будете экранизировать Достоевского, вы перенесете действие в современность?
— Нет, я бы сделал обязательно в той же эпохе, но написал бы совсем другой сценарий. Вероятно, я превратил бы в действие то, что содержится в удивительных по глубине ремарках Достоевского. Они едва ли не самое главное, несущие тяжесть всего замысла»7.

Здесь уже акцент перенесен с героев на «ремарки». Валентина Малявина, сыгравшая в “Ивановом детстве”, также вспоминала, что Тарковский «все мечтал снять фильм о Федоре Михайловиче Достоевском, о процессе творчества его, о самом процессе. Сам у себя спрашивал и сам же отвечал:
— Как это у него получается?.. Тайна…»8.

Но зимой 1973 года Тарковский продолжает колебаться. 4 февраля: «Еще раз перечитываю “Идиота”. Я бы не сказал, что ставить его просто. Очень трудно сделать сценарий. Материал романа грубо делится на “сцены” и на “описание сцен”, т.е. перечисление того, что произошло важного для развития рассказа. Исключить из сценария эти «описания» целиком, конечно, нельзя. Кое-что придется переделывать в сцены. Но об этом после. <…> Конечно, самый цельный, стройный, гармоничный и наиболее близкий к сценарию у Достоевского — [роман] “Преступление и наказание”. Но его испохабил Лёва Кулиджанов»9.

Заявка на двухсерийного «Идиота» все же была написана вместе с тем же Александром Мишариным (в 1973 в дневниках Тарковский предполагал и 7-серийный телесериал): «Обращение к Достоевскому для современного художника связано всегда не только с ответственностью, но и с необходимостью. Очевидно, с крайней необходимостью, потому что пройти через Достоевского — это все равно, что пройти глине сквозь жар печи, чтобы или обрести форму — огнеупорную и водонепроницаемую, — или расплавиться в ней и превратиться в нечто бесформенное, окаменевшее. Поэтому наше желание обратиться к Ф.М. Достоевскому необходимость не только художническая, но и жизненная»10.
Но мысли Тарковского снова и снова обращались к автору романа. В 1970-е Тарковский выписывает в дневник из книг детали касательно жизни и, главное, психологических состояний Достоевского, а также о перекличках их с произведениями писателя:

Перед «Сталкером» (1979), как вспоминал Александр Гордон, «Теперь уже [руководитель Госкино] Ермаш предлагал Тарковскому снимать “Идиота” и, может быть, вообще все, что он хочет из Достоевского, кроме, разумеется, “Бесов”. “Вот «Бесов» я бы снял, — говорил он мне, — но что бы они делали с этим фильмом?!”. А “Идиота” снимать было уже поздно. Внутри себя, для себя он был уже снят, и время было уже упущено»12.

Между тем Солоницын, которого Тарковский видел в роли Достоевского и который был готов ради этой роли сделать пластическую операцию, чтобы походить на писателя и без грима, все же стал им на экране в фильме Александра Зархи «Двадцать шесть дней из жизни Достоевского» (1980).

В конце 1982 года, уже в Риме, Тарковский говорил об этом с Глебом Панфиловым:
«Ты знаешь, Глеб, а ведь у меня была мечта сделать фильм по Достоевскому… Была такая задумка! И заявка была написана, которая уже много лет лежит у Ермаша… А он не дает мне делать этот фильм… НЕ РАЗРЕШАЕТ! А? А дает делать фильм о Достоевском Зархи с явной целью, конечно, закрыть эту тему для меня. То есть главное — не позволить мне, даже ценой разрушения самой темы Достоевского. Но зато, когда я нахожусь здесь, то мне неожиданно звонит Ирина Александровна [Кокарева] с сообщением, что у них есть договоренность с [итальянским продюсером Карло] Понти о совместной работе над фильмом о Достоевском, о его жизни»13.

Анатолий Солоницын в фильме “Двадцать шесть дней из жизни Достоевского”.

В этот момент Тарковский, хотя бы в шутку, даже готов был согласиться на работу с маститым итальянским продюсером, по-прежнему предлагавшим проекты через «Мосфильм», как полагалось по советской бюрократии.
Панфилов отвечал: «Слово за слово, конечно, но факт в том, что Зархи все же сделал “26 дней из жизни Достоевского”, действительно разменяв тему, понимаешь?
Тарковский: Ну а я сделаю “27 дней…”
Все хохочут…»14.