1968. 18 октября
Заявка на экранизацию «Соляриса»

Ромадин М.Н. Эскиз декорации к фильму "Солярис". Фантом на космической станции. ГЦМК.

«Зритель давно ждет хорошего фильма научно-фантастического жанра, — писал Тарковский в своей заявке на экранизацию романа Станислава Лема «Солярис» в VI творческое объединение «Мосфильма» в октябре 1968 года. — Нет необходимости доказывать, что зритель глубоко заинтересован в появлении такого рода фильмов на наших экранах. Картина, снятая по роману С. Лема, будет основана на в высшей степени занимательном сюжете, в этом нет сомнений. Сюжет “Соляриса” напряженный, острый, полный неожиданных перипетий и захватывающих коллизий (в заявке вряд ли стоит пересказывать известный роман). <…> Я уверен прежде всего в том, что фильм будет иметь финансовый успех»1.

Актриса Наталья Бондарчук утверждала, что Тарковский познакомился с романом Лема еще в 1963 году, с подачи педагога ВГИКа Ирины Жигалко, которая соседствовала в дачном поселке Ново-Дарьино с Бондарчуками. Причем, по словам актрисы, именно она передала Тарковскому из рук в руки русское издание «Соляриса» — черный томик со светлой полоской. Директор фильма «Андрей Рублев» Тамара Огородникова вспоминала, что режиссер просил ее прочесть книгу Лема еще во время натурных съемок в Пскове и не сомневался, что его следующей лентой будет «Солярис». И действительно, в январе 1966 года, когда еще шли съемки «Рублева», журнал «Советский экран» опубликовал интервью со Станиславом Лемом, в котором сообщалось, что киностудия «Мосфильм» заключила с писателем договор на экранизацию его романа.

Первое издание “Соляриса” Станислав Лема на русском языке (1963).

«Поверьте, я очень сопротивлялся новому союзу с кино, но, когда мне сказали, что “Солярис” хочет снимать Андрей Тарковский, я задумался. И решил рискнуть… — говорил Лем. — “Пусть будет еще один эксперимент”, подумал я. <…> Пока ясно лишь одно: фильм будет черно-белым. Мы оба убежденные противники цвета в кино. Что касается остального, то, я надеюсь, мы и тут найдем общий язык, тем более, что многое понятно уже и сейчас, за исключением нескольких белых пятен. <…> Главное — сохранить проблематику романа, чтобы экзотические мелочи не отвлекали внимание зрителя. Если мы будем показывать людей в необыкновенных костюмах, среди невероятных животных и невообразимых архитектурных конструкций — вместо того, чтобы создавать философский образ будущего, — мы не достигнем успеха. Меня интересует существо этого будущего, а не его экзотика. <…> Я не буду возражать, если Тарковского заинтересует лишь одна из проблем [романа]. Лишь бы выиграл фильм»2.

То ли журнал что-то перепутал, то ли писатель поторопился с рекламой, но, судя по опубликованным документам, до экранизации было еще далеко, тем более у Тарковского тогда хватало и других забот, в частности, с бесконечной переделкой «Андрея Рублева». Новая провальная попытка — в феврале 1967 года, когда Владимир Познер, директор Экспериментальной творческой киностудии, безуспешно просил Комитет по кинематографии выделить 4 000 рублей на приобретение прав у Станислава Лема на постановку «широкоэкранного цветного фильма «Солярис» (постановщик А. Тарковский, главный оператор В. Юсов)»3 со звездой итальянского кино Марчелло Мастроянни, который «выражает желание участвовать в создании фильма на фантастическом материале»4. Все сложилось лишь к октябрю 1968 года, когда на советских телеэкранах показали телеспектакль «Солярис», поставленный Борисом Ниренбургом: «Тарковский мог спектакля не видеть, — считает исследователь Дмитрий Салынский, — но не мог не слышать о нем. Заявка на фильм датирована 18 октября 1968 года, через неделю после телеэфира»5.

Несмотря на то, что заявка Тарковского была довольно туманной, руководство «Мосфильма» все же ее одобрило, вероятно, поверив в будущий кассовый успех экранизации популярной книги. «Особенно внимательно и точно А. Тарковский, — было сказано в заключении студии от 28 ноября 1968 года, — намеревается разработать в сценарии одну из проблем романа С. Лема — проблему идеала нравственной чистоты, которой должны будут придерживаться наши потомки, для того чтобы достичь победы на пути совершенствования морали, разума, чести. Чтобы творить будущее, нужна чистая совесть и благородство устремления — такова одна из нравственных проблем будущего сценария»6. Не удивительно, что вторым рабочим названием проекта на этом этапе было «Рыцари Святого Контакта».

К работе над сценарием Тарковский привлек драматурга Фридриха Горенштейна, вместе с которым режиссер подготовил к середине 1969 года первую версию литературного сценария. «Мосфильм» принял ее в качестве рабочей с рядом оговорок. Кажется, именно тогда в отношении произведения Тарковского впервые прозвучало слово «скучно»: «Ослабив внимание к сюжету сценария, авторы могут потерять того массового зрителя, на успех у которого они рассчитывали как авторы заявки, — писал в своем заключении главный редактор «Мосфильма» Василий Соловьев. — Кстати сказать, вследствие того, что нравственно-философская проблематика приобрела для авторов первостепенный и самостоятельный интерес и на многих страницах существует отдельно от действия и сюжета в виде длинных монологов и диалогов, на сценарий легла отчетливо печать “скучнинки”, а если говорить совсем прямо, то сценарий не читается с тем интересом, с каким я читал роман даже во второй раз. Нехорошо это»7.

Ромадин М.Н. Эскиз декорации к фильму “Солярис”. В доме отца. ГЦМК.

В октябре 1969 года Тарковский наконец-то лично познакомился с автором романа Станиславом Лемом, который приехал в Москву по своим делам. Зная предысторию их отношений, можно предположить, что писателю к тому моменту уже надоели бесконечные переговоры с советскими кинематографистами вокруг «Соляриса».

«Встреча с Лемом организовывалась через каких-то литераторов, причастных к миру научной фантастики, — вспоминал редактор фильма Лазарь Лазарев, — может быть, они не очень лестно отрекомендовали Тарковского, допускаю это, потому что встретил он нас недружелюбно и разговаривал почти все время очень высокомерно. Имени Тарковского он прежде не слышал, что он за режиссер — хороший или плохой, — понятия не имел, фильмов его не видел. “Может быть, вы хотите посмотреть какой-нибудь из фильмов Тарковского?” — спросил я. “Нет, — отрезал он, — у меня нет для этого времени”»8.

Рассказывая писателю о том, какой он представляет экранизацию «Соляриса», Тарковский, по словам Лазарева, допустил грубую ошибку — начал слишком подробно и с неоправданным восторгом рассказывать об эпизодах и мотивах, которые он хотел привнести в фильм и которых не было в романе. Нетрудно представить, какую реакцию это вызвало у польского автора: «Лем слушает все это с мрачным лицом и потом резко говорит, что в его романе есть все, что нужно для фильма, и нет никакой нужды чем-то его дополнять. И вообще он совершенно не заинтересован в экранизации “Соляриса” <…> Но тут Лем немного смягчается: что же, если хотите, делайте, только он уверен, что если перетолковывать и перекраивать его роман, ничего путного не получится. Но не в его правилах что-нибудь кому-либо запрещать, делайте, снимайте»9.

По результатам переговоров редактор Лазарев сообщал в докладной записке на студию, что стороны договорились о следующем: «1. Объем сцен, происходящих на Земле, будет существенно сокращен. 2. Будет снята вся линия Марии — жены Кельвина, этого персонажа в фильме вообще не будет. 3. Не будет пространных сцен заседаний ученых. Информация об истории Соляристики будет введена иным способом. 4. Финальная сцена фильма будет происходить не на Земле, а на Солярисе»10.

Ромадин М.Н. Эскиз декорации к фильму “Солярис”. Детская комната Криса. ГЦМК.

Известно, что Лем остался крайне недоволен экранизацией ТарковскогоКомментарий Д.А. Салынского, считая, что тот снял не «Солярис», а «Преступление и наказание»: «Из фильма следует лишь то, что этот паскудный Кельвин доводит Хари до самоубийства, а потом его за это мучают угрызения совести, вдобавок усиливаемые ее новым появлением; к тому же это появление сопровождается странными и непонятными обстоятельствами»11.

Особенно писателю не понравилось, что режиссер ввел в фильм «родителей Кельвина и даже какую-то его тетю. Но прежде всего — маму, а мама — это мать, а мать — это Россия, Родина, Земля. Это меня уже совсем рассердило. <…> Впрочем, позже подобная история приключилась и со Стругацкими, когда Тарковский снял “Сталкер” на основе “Пикника на обочине” и сделал из него такой паштет, который никто не понимает, но он в самый раз печальный и понурый»12.

Возможно, еще тогда, во время встречи в 1969 году, Лем понял, что главная стратегия в работе с Тарковским это смирение: «Тарковский напоминает мне поручика эпохи Тургенева — он очень симпатичный и ужасно обаятельный, но в то же время все видит по-своему и практически неуловим. Его никогда нельзя «догнать», так как он всегда где-то в другом месте. Просто он такой есть. Когда я это понял, то успокоился. Этого режиссера нельзя переделать, и прежде всего ему ничего нельзя втолковать, потому что он в любом случае все переделает “по-своему”»13.