Рассказ писателя-фронтовика Владимира Богомолова «Иван» был приобретен студией «Мосфильм» летом 1959 г.1 20 октября уже обсуждался написанный Михаилом Папавой на его основе сценарий «За то, что ты вернулся»2. Затем сценарий получил еще одно название — «Вторая жизнь», потому что маститый кинодраматург Папава (по совместительству — главный редактор творческого объединения студии, в котором шла работа над фильмом) вернул к жизни умиравшего у Богомолова мальчика-разведчика и сделал его взрослым мужчиной с семейством, которого снова встречал в поезде лейтенант Гальцев.
«Все режиссеры студии «Мосфильм» из 1-го, 2-го, 3-го объединений (режиссеры В. Петров, Л. Сааков, Ю. Озеров, Данелия и Таланкин, Вышинский, Натансон, Филиппов, Алов, Наумов и другие) отказались ставить фильм «Иван» по сценарию М. Папавы, считая этот сценарий неудачной экранизацией хорошего рассказа <…>. Желая доказать обратное, М. Папава, опираясь на свой авторитет и служебное положение, добился привлечения на студию режиссера Абалова»3. Когда сценарий уже запустили в режиссерскую разработку в мае 1960 года, оказалось, что автор оригинального рассказа В. Богомолов решительно протестует: «Бороться можно было только за то, чтобы это положили на полку. Это такая халтура, к которой я не желаю быть причастным»4. Студии пришлось приостановить работу над фильмом и дорабатывать сценарий с участием автора рассказа (сам он считал, что сценарий необходимо писать заново).
16 августа 1960 года режиссер фильма Эдуард Абалов представил режиссерский сценарий и пробы к фильму. Несмотря на отмеченную «неточность подбора костюмов героев, непродуманность эскизов и макетов землянок и окопов, словом, <…> все[го] то[го], что так или иначе должно создавать достоверную атмосферу военного времени», группа отправилась на съемки в экспедицию5.
Художественный руководитель постановки, опытный режиссер Ефим Дзиган писал Абалову, посмотрев присланный со съемок материал: «Неудачен грим мальчика. Категорически запретите гримеру делать ему демонические брови. От них лицо Ивана стало неприятным, напряженным, потеряна детская непосредственность, обаяние. Работает мальчик очень внешне, механически, резок, излишне порывист в движениях. <…> Вызывает недоумение, почему Вы снимаете сцены, которые по сценарию идут вечером или ночью, не в режиме, а при солнце. <…> Нужно насыщать пространство в кадре признаками войны — реквизитом, воронками от разрывов, обожженной вздыбленной землей, разбитым военным реквизитом, пиротехническими эффектами (вспышки, дым, ракеты и т.д.)»6.
Группу, прервав съемки в экспедиции, отправили обратно в Москву, где 10 декабря 1960 г. появился приказ по студии: «Режиссер-постановщик Э. Абалов и оператор С. Галадж с поставленной перед ними задачей не справились. Весь отснятый материал художественным советом признан неудовлетворительным; неверно воспроизведены военные события, отсутствует достоверность и правдивость обстановки действия, слабое актерское исполнение, неудовлетворительно также все изобразительное решение фильма»7. Режиссер, оператор и художник были «освобождены» от постановки, работа по фильму временно прекращена. Расходы на производство в сумме более 82 тысяч рублей были списаны в убыток. Из отпущенных на постановку средств оставалось 120 тысяч рублей. В марте 1961 года появился претендент на возобновление работы (вернее, на то, чтобы начать ее заново) — режиссер Юрий Вышинский, выпускник ВГИКа 1951 года. Однако его предложение не было поддержано руководством студии. Тем не менее, фильм, уже внесенный в годовой план, но не выпущенный на экран, означал большой ущерб для всего «Мосфильма».
Именно в этот момент в истории фильма возникает имя Андрея Тарковского. По словам Александра Гордона, «очень важную роль» сыграл в этом оператор Вадим Юсов, только что снявший дипломный фильм Тарковского «Каток и скрипка»: «Когда речь зашла о том, кому дать «Иваново детство», которое, истратив половину денег, «завалил» предыдущий режиссер, Юсов, знавший Тарковского по «Катку и скрипке», пошел в объединение — а он был опытный человек, известный, на хорошем счету — и посоветовал дать фильм Андрею. Ему поверили, Тарковский получил картину…»8.
Сам Юсов писал в 1987 году: «Помню, как ехал к Андрею с известием: есть работа для него (на «Мосфильме» закрыли начатую картину, предлагают снять фильм на оставшиеся средства) — и вез ему рассказ В. Богомолова…»9
Тарковского заинтересовал именно рассказ Богомолова — но не уже написанный сценарий. Его Иван тоже должен был умереть: «Там, где у других авторов в подобных литературных ситуациях возникало утешительное продолжение, здесь наступал конец. Продолжения не следовало.
Обычно в таких случаях авторы вознаграждали военный подвиг героя. Трудное, жестокое уходило в прошлое. Оно оказывалось лишь тяжелым жизненным этапом.
В рассказе Богомолова этот этап, пресеченный смертью, становился единственным и конечным. В нем сосредоточивалось все содержание жизни Ивана, ее трагический пафос. Эта исчерпанность поражала. Она с неожиданной силой заставляла почувствовать и понять противоестественность войны»10.
Тарковского также привлекла идея «военного фильма» без боев и подвигов на экране: «Материалом повествования явилась не героика разведывательных операций, но пауза между двумя разведками. Автор наполнил ее огромным смыслом и волнующей взвинченной напряженностью, которую нельзя выразить внешне. Эта напряженность напоминала оцепеневшее напряжение до отказа закрученной патефонной пружины. <…> Открывалась перспектива создать по-новому правдивую атмосферу войны с ее перенапряженной нервной конденсацией, невидимой на поверхности событий, а лишь ощутимой, как подземный гул»11. Наконец, ему оказался интересен характер главного героя, напомнивший персонажей Достоевского: «Он сразу представился мне как характер разрушенный, сдвинутый войной со своей нормальной оси. Бесконечно много, более того, все, что свойственно возрасту Ивана, безвозвратно ушло из его жизни. А за счет всего потерянного — приобретенное, как злой дар войны, сконцентрировалось в нем и напряглось.
Такой характер был мне близок и интересен. Он волновал своим драматизмом и интересовал меня гораздо больше, чем характеры, раскрывающиеся в процессе постепенного развития в среде острых конфликтных ситуаций и принципиальных человеческих столкновений.
В неразвивающемся, как бы статичном характере напряжение страсти обретает максимальную остроту и проявляется более наглядно и убедительно, чем в условиях постепенных изменений»12.
Вполне возможно, увлек молодого режиссера и азарт самой идеи спасения постановки, соревнования, доказательства мастерства. Как отмечала Майя Туровская, Тарковский «должен был отснять фильм быстрее и дешевле обычного, а, главное, без промаха. Весь кредит «проб и ошибок», положенных дебютанту, был растрачен его предшественником»13.
4 апреля 1961 года в Первом объединении «Мосфильма» уже обсуждали режиссерскую разработку Тарковского. Первым делом он заявил, что готов переписать сценарий Папавы сам и за две недели: «Иван — этот ребенок, снедаемый страстью взрослого. Он потерял детство в войне и погиб потому, что жил, как взрослый. Картина должна строиться на характере мальчика. Но должны быть эпизоды, где выясняются его детские черты. Это раскроет его с определенной стороны, а сейчас мы видим его однообразным. В рассказе найдена точная деталь: игра в войну. Что может быть страшнее?»14.
Тогда же Тарковский предложил новое название: «Это может быть очень интересная картина. Я верю в эту картину. Скажем, это фильм про войну, про ее ужасы, про людей в войну.
Картину хорошо бы назвать “Иваново детство”»15.
Новый претендент на постановку высказал и соображения об изобразительной стороне фильма (вместо Юсова, который заявил, что у него решение фильма еще не сложилось): «Нам хотелось эту вещь по фактуре увидеть так: туманная осень, очень все пастельно, с резко очерченными конкретными деталями. Должен видеться березовый лес, израненный. В этой роще может произойти вся картина. Я вижу много деталей. <….>
Почему на задание следует уходить в ночь и дождь? Надо искать форму, которая не будет вызывать у зрителя знакомых ассоциаций. Может быть, туманная погода, идет первый снег, вся операция проходит под завесой снега. Война в такой фазе, когда люди при последнем напряжении душевных и моральных сил. Холодно, промозгло, окопы на уровне воды, может быть, от отсутствия опыта. <…>
Картину хотели начать со сна мальчика: светлый день, солнце, идет мальчик и видит свою мать, несущую ведра на коромыслах. Он бежит, бежит за ней, зовет, вдруг выстрел, мальчик вскрикивает и просыпается. На крик его реагируют немцы. Может быть, как-то по-другому, но надо найти начало вещи»16.
Так в разговоре на студии было заявлено и новое название, и новое видение ленты. Эпизоды снов героя, в которых раскрываются «детские черты» Ивана и которых не было у Богомолова, были внесены именно в версии Тарковского, они придали сюжету новое измерение, стали решающими для режиссерского понимания фильма.
Старшие коллеги пожурили недавнего студента за чрезмерную смелость (даже бестактность) — при сидящем тут же Михаиле Папаве заявлять, что сценарий нужно переписать, но признали, что его концепция убедительна. Юлия Солнцева, вдова Александра Довженко, которая спустя полтора месяца станет первой женщиной, получившей приз Каннского фестиваля за лучшую режиссуру, заявила: «Я не читала сценарий, но я бы обязательно поручила Тарковскому эту постановку. Перед нами молодой интересный режиссер, он высказал много большого хорошего вкуса. То, что рассказал он нам сейчас, кажется мне интересным»17.
Хотя слушавшие Тарковского выступали против того, чтобы писался новый литературный сценарий, он все же был написан — и именно за две недели, как тот самонадеянно обещал. Как вспоминал соавтор нового сценария Андрей Кончаловский, «“Иваново детство” мы с Андреем написали за две с половиной недели. Писалось легко — что Бог на душу положит, то и шло в строку»18.
Имя Кончаловского не вошло в титры, но его вклад признавался коллегами-режиссерами. Вера Строева говорила, когда фильм был уже закончен: «Радуясь успехам одного коллектива, вы должны вспомнить А. Кончаловского, который внес много в эту работу. Я хочу его приветствовать как члена коллектива, хотя он в нем и не значится». Григорий Александров добавлял: «Кончаловский и Тарковский неотделимы от нас.
Наше объединение и весь совет, после беседы с Тарковским и Юсовым, поняли, что могут сделать оригинальную, своеобразную, новую картину»19.
Новый литературный сценарий обсуждался 31 мая 1961 года, был принят 14 июня, однако приказ о возобновлении работы над фильмом был подписан лишь 16 июня — как часто бывало в советском производстве, задним числом. Работа над «Ивановым детством» к этому времени уже велась. Еще до 31 мая найден был и новый актер на главную роль — 14-летний Коля Бурляев, сыгравший в дипломной короткометражке Андрея Кончаловского «Мальчик и голубь»:
«…мне позвонил Кончаловский и сказал:
— Читай рассказ Ю. Богомолова «Иван». Андрей Тарковский хочет попробовать тебя на главную роль.
Первая встреча. Любовь с первого взгляда. Красивый, сильный, элегантный, твердо знающий, что хочет, строгий и добрый, легко снимающий напряжение легким юмором. Абсолютный центр всего коллектива, пользующийся всеобщим уважением. Тарковский показался мне очень солидным и взрослым благодаря своей внутренней, духовной мощи. А был он всего на четырнадцать лет старше меня: ему исполнилось 29 лет. <…>
В наследство от прежней картины осталось несколько толстенных альбомов с фотографиями сотен претендентов на роль Ивана. Видимо, чтобы укрепить во мне чувство ответственности, Тарковский дал мне посмотреть эти альбомы, после чего я крепко засомневался в том, что у меня есть шанс быть утвержденным на главную роль. Режиссер неотступно был рядом. Он сам выбирал для меня одежду в костюмерной: рвал на мне рубахи, дырявил ватники, пачкал о стенку, «фактурил» штаны. Он часами сидел подле меня в гримерной, отыскивая нужный облик: заставил перекрасить волосы в пшеничный цвет, оттопырил уши, подтягивал вверх нос, заставлял рисовать на моем лице веснушки, ссадины, царапины…»20
С самого начала работы главным для группы Тарковского — Юсова было создать ощущение подлинности во всем — то есть именно то, что не удалось первой съемочной группе фильма. Соревноваться с первым вариантом не было необходимости, зато он послужил отличным примером того, как не надо снимать «Иваново детство».
А предварительное знакомство с Бурляевым по «Мальчику и голубю», по словам Тарковского, сыграло ключевую роль в его согласии взяться за постановку:
«Правда, в планах еще не было никакого «Ивана», но уже тогда я подумал о возможности снять Колю в большом фильме. В дальнейшем, когда я прочел рассказ Богомолова и задумал его постановку, мне было ясно, что Коля — единственный возможный кандидат на главную роль.
Не будет преувеличением, если я скажу, что знакомство с Колей решило мое отношение к постановке «Иванова детства» (слишком жесткие сроки, при которых не было бы возможности серьезно отнестись к поискам исполнителя роли Ивана, слишком сжатая смета — результат неудачного начала работы над «Иваном»), на которую согласиться можно было при наличии другого рода гарантий. И такими гарантиями оказались — Коля Бурляев, Вадим Юсов, [композитор] Вячеслав Овчинников, [художник] Евгений Черняев»21.
